Ультиматум губернатору Петербурга - Страница 22

На столе, покрытом грязноватым ватманом, лежала нарезанная вареная колбаса, хлеб, стояла пивная кружка с остатками пива и пустой граненый стакан. Армейский натюрморт!

* * *

Обыск в доме Козлова шел почти три часа. Четырехлетняя Оля давно спала. Зинаида отрешенно сидела на кухне. Она уже знала, что у нее нет мужа. Ей никто ничего не сказал, но она поняла. Витька был сволочь, конечно… а теперь его нет. И отца у Ольги нет. И — неизвестность впереди. И страх.

Обыск — мерзкая процедура. И для тех, у кого ищут, и для тех, кто ищет. Хочешь ты или не хочешь, но влезаешь в чужую жизнь. Глубоко влезаешь. Так глубоко, как только сможешь. Это обязательное условие. Ты делаешь то, что по общепринятым меркам совершенно неприлично. Копаешься в чужих вещах, в чужом белье… Эта твоя работа. Ты выбрал ее сам. Терпи.

Тот самый обыватель, который возмущается неэффективностью работы правоохранителей, сталкиваясь с оперативно-розыскной реальностью, брезгливо кривит лицо: фу! Полицейские штучки. И смотрит в спину презрительно: ищейки, козлы, менты, фашисты. А на просьбу помочь гордо ответит: я не стукач!

Обыск шел третий час. И пока безрезультатно. Ничего, что могло бы заинтересовать офицеров ФСБ, не было обнаружено. Правда, они еще даже не отработали дом. А имелся еще гараж, и еще один большой сарай. Участок площадью тринадцать соток. Был сарай на берегу Ладоги. И три киоска. Из Питера ожидали прибытия второй оперативно-следственной группы и кинолога с собакой, натасканной на ВВ. После стремительного и — честно говоря — неожиданного бегства прапорщика артскалада стало ясно, что необходимо провести ревизию и там. И обыск дома у прапора. Рук не хватало. Даже засаду на квартире Колесника поставили милицейскую. Климов лично проинструктировал милиционеров и подумал про себя: дурдом! Вся надежда на то, что он домой не сунется. Надеяться на этих — и глупо, и опасно.

* * *

После последних событий — появления вероятного сообщника Козлова и его бегства — были приняты меры к задержанию Колесника. Причастность прапорщика не вызывала сомнений, — под половицей в его служебном помещении Реутов и Ветров нашли четыре гранаты Ф-1. Реутов выуживал их одну за другой, складывал рядком, качал головой.

— Все, — сказал он, — больше нет. Ветров матюгнулся, бросил в рот таблетку аспирина.

— Сколько же он взял с собой, если эти оказались… лишними?

— Не знаю… Старый Гайдар, который не Егорка, в молодости любил целый рюкзак с гранатами таскать. Вещь в хозяйстве полезная…

Бледный начальник склада опустился на стул. Он понимал, что неприятности у него только начинаются.

Ненастный октябрьский вечер закручивал события жестко, втягивал в свою орбиту все больше людей, ставил вопросы, требующие немедленных ответов. Уже поднимались по тревоге отдельные части ЛенВО, уходили ориентировки в территориальные органы МВД. Срочно размножались фотографии Колесника, ГИБДД перекрывала дороги. Летел из Санкт-Петербурга микроавтобус с группой офицеров ФСБ и собакой.

Около полуночи, на четвертом часу обыска в доме Козлова, капитан Авдеев обнаружил в гараже обойму к пистолету ТТ, наручники и листок бумаги. Все вместе лежало в пустой банке из-под Мовиля и было прикрыто ветошью. Листок бумаги содержал выполненную от руки схему перекрестка с пояснительными надписями. Уже изрядно уставшие соседи-понятые проявили интерес к наручникам, а офицеры ФСБ — к невзрачному листку бумаги из школьной тетрадки в клеточку.

Смысл надписей на примитивной схемке они истолковали правильно — адрес. А цифры 20:10 в левом верхнем углу вполне могли быть датой. Или временем. Оба варианта равновероятны. До наступления двадцатого десятого оставалось всего четверть часа. В Управление срочно сообщили о бумажонке, которая могла дать реальный шанс для задержания преступников.

* * *

Иван Колесник пробежал по бетонке километра три. Страх придавал силы, гнал и гнал вперед. Наконец впереди, за голыми кустами замелькали огни фар: шоссе. Он свернул в лес, отошел метров на сто и опустился прямо на мокрый мох. Бешено колотилось сердце, легким не хватало воздуха. Но… свободен!

Иван отдышался, сел на упавший ствол дерева, нащупал бутылку в кармане. Цела. А вот колбасу не взял… Он отпил изрядный глоток и начал соображать, что же делать дальше. Как ни туп был прапорщик, но понял — дело дрянь! Дрянь дело. Козуля, видать, погорел… и его сдал. Вместо обещанных ста тысяч долларов впереди только трибунал. Иван в эти сто тыщ не особо-то и верил, поэтому брал за каждый килограмм тротила, за каждый детонатор наличными, сразу. Кой-чего поднабежало. И — все прахом. Половина денег — дома, в банке с крупой. Вторая половина в гараже. Эти, может, вернутся. А те, что дома, пропали. И к бабке не ходи. Иван Колесник был жаден, мысль об утраченных зеленых бумажках с портретами американских президентов перебила на время все остальное. В голове мелькнуло даже: а может, вернуться? Может, еще не успели менты засаду поставить? Ну нет! Что я, совсем дурной? Под пулю не пойду.

Он еще раз отхлебнул из бутылки, закурил… А обещали! Баксы, паспорт… Стоп! Раз обещали — пусть отдадут. Если Козуля своего Дучу не сдал… А он точно не сдал: он еврея пуще КГБ боится. Если Козуля не сдал, то с Дучи нужно и получить! Тем более, все козыри в руках. Взрывчатка — вот мой туз козырный! Дуча хотел не меньше сотни кэгэ, а получил всего-навсего сорок. Если взяли Козулю, то не сорок, а десять. А ему надо! Ох, на-а-до. Вот я ему и продам то, что в гараже схоронено… За паспорт, за доллары. За сладкую житуху. Иван представил себе, как он будет открывать ногой дверь в какое-нибудь казино. В дорогом костюме, при селедке, с бабками… А там… Ха! Любая телка — твоя, ноги раздвигает раньше, чем успел подумать. Пальцем шевельнул — халдей с водкой бежит. Шевелись, дула!