Осунувшееся, с трехдневной щетиной, лицо блестело в потоках ветра с мелкой дождевой пылью. Ветер шевелил штору. Птица прикрыл глаза. Не хочешь пойти в РУБОП? — звучал в ушах голос Сохатого.
Нет! — услышал он свой собственный голос. И потекли слезы. А Сохатый спросил еще раз. И еще. Этот вопрос он будет слышать всегда.
— Не-е-ет! — закричал Птица. И этот ответ он тоже будет слышать всегда.
В тридцати километрах от Сестрорецка, в палате больницы Мечникова вскрикнула и заворочалась на своей койке напичканная успокоительными больная Забродина Н.В.
После работы Мишка Гурецкий собирался съездить в Сестрорецк. Весь день он ждал звонка от человека, с которым беседовал накануне по поводу ксивы для Пернатого. Человек так и не позвонил. Не все так просто и доступно в криминальном мире, как пишут даже так называемые серьезные СМИ. Например, они запросто запускают информацию о том, что оружие в Петербурге может купить даже школьник. Были бы деньги. А вы сами пробовали?
Мишка понимал, что человек, к которому он обратился, всего лишь посредник. Имеет какой-то свой процент, сам ничего не может. Но позвонит обязательно. И документы будут. Все упирается в деньги, качество и время… После работы он собирался съездить в Сестрорецк, поговорить с Борисом и, главное, с Пернатым. Гурецкий боялся, что Птица наделает глупостей. А Борис не сможет его остановить. Собственно, если Птица упрется рогом, его никто не сможет остановить. Проверено.
Мишка посматривал на часы, ждал конца рабочего дня и молил Бога, чтобы не произошло какое-нибудь очередное ЧП. Служба безопасности фирмы уже давно работала четко, слаженно, но форс-мажоры все равно происходили. Как правило, внезапно. Как правило, в самый неблагоприятный момент. Впрочем, для неприятностей все моменты одинаковы. К счастью, в тот день ничего не произошло. Без десяти шесть он уже вышел из офиса и сел в свой «москвич». Даже рядовые охранники ездили как минимум на «жигулях», а заместитель начальника СБ по оперативной работе продолжал кататься на «москвиче». Над машиной посмеивались, но Гурецкого уважали. За глаза уважительно называли Сохатым. Откуда узнали кликуху?
«Москвич» выехал со стоянки, радиомаяк в заднем бампере заставил тронуться в путь два автомобиля наружки ФСБ. Хвоста Гурецкий так и не засек. Несколько раз у него сомнения на этот счет были. Он проверялся: проскакивал под красный, петлял, разворачивался в неположенном месте. В конце концов убедился — хвоста нет. Нет, и все тут. Сначала это настораживало, потом — разочаровало. По привычке он все же проверился, затем позвонил из автомата. Засечь номер или записать разговор спецам из наружки не удалось. Это грозило разведчикам расшифровкой.
Однозначно они могли сказать одно: телефонный разговор был для Гурецкого важен и неприятен. Из таксофона объект вышел откровенно злой. По крайней мере — возбужденный. Вскочил в машину и резко рванул с места. Через полчаса стало ясно — Гурецкий едет за город. Возможно, в Первомайское. Не исключено, что в Выборг.
Птица еще раз внимательно обвел взглядом кухню и прихожую. Кажется, все. Белела на столе записка, сверкал влажный пол. Спасибо за приют, Боря, пора мне. Птица повесил под мышку обрез «моссберга», привязанный куском бельевой веревки. Узелок был хитрым, позволял, дернув за конец, мгновенно освободить оружие, хотя Птица был уверен: не понадобится. Он присел на дорожку. Ствол изувеченного «моссберга» при этом глухо стукнул о сиденье стула. Нужно будет учесть, машинально подумал он, недоработка. Именно такие пустяки бывают причиной… не каркай! Все, пошел, морпех.
Медленно, неохотно Птица встал. Аккуратно взял со столика перед зеркалом две дольки картофеля и вложил их за щеки у нижней челюсти. «Так, чтобы вас мамка родная узнать не могла, — говорил инструктор на закрытой базе, спрятанной среди сопок. — Чтоб вы сами свои морды лица не узнали». Спасибо, инструктор, за науку.
Птица критически посмотрел в зеркало. Мама — это уж точно — узнать бы не смогла. Густая щетина закрыла шрам, картошка резко изменила пропорции похудевшего лица. Хорошо бы очки, но ничего подходящего под рукой не нашлось. Он приложил ухо к двери, — на лестнице было тихо. Выключил свет и осторожно открыл дверь. Быстро обтер замок и дверную ручку носовым платком со слабым запахом спирта.
Улица встретила моросью и резкими порывами холодного ветра. В пятидесяти метрах от подъезда он разминулся с Борисом. Хирург быстро шел против ветра, придерживая рукой фетровую шляпу. В другой он нес портфель. Прощай, Борис Михалыч, прощай… Спасибо.
Через пятнадцать минут террорист Воробьев сидел в теплом и уютном салоне маршрутки Сестрорецк — Санкт-Петербург. Магнитола пела голосом Макаревича про птицу, цветом ультрамарин. Дворники размазывали быстро густеющие сумерки по ветровому стеклу. Негромко мурлыкал дизель «форда».
В салон заглянул молодой усатый милиционер, обвел всех внимательным взглядом, подмигнул ярко накрашенной девахе рядом с Птицей. Исчез. Закрылась боковая дверь, маршрутов тронулась.
Во рту остро ощущался привкус крахмала.
Терминатор закончил процедуру бритья, подмигнул своему отражению в зеркале. Бодро насвистывая «Тореадор, смелее в бой!», начал одеваться. Чистое шелковое белье, свежая хлопковая сорочка от Хуго Босс, отутюженные брюки и джемпер от Кардена. «Зиг-Зауэр» удобно лег в серую замшевую кобуру на поясном ремне слева. Зубной щеткой несколько раз провел по усам от Руцкого. Довольно рассмеялся. Импозантен, абсолютно не похож на итальянца Муссолини и еврея Фридмана. Тореадор, бля, смелее в бой!